Г. Л. Пермяков (1919 — 1983)
В 1967 году в Институте востоковедения состоялся исключительно интересный доклад о логико-семиотической структуре пословиц и поговорок. Автор этого доклада, тогда еще совершенно неизвестный ученому миру, был немолод, жил в городе Жуковском, а по своему статусу являлся инвалидом войны и пенсионером. Что же привело его в ученое сообщество, нарушив весь ритм предшествующей жизни, и какова была эта предшествующая жизнь?
Родился Григорий Львович Герман в 1919 году в Перми — городе, давшем ему постоянный псевдоним, под которым он впоследствии и писал, и печатался. Он не закончил ИФЛИ из-за начавшейся войны, пошел на фронт и практически сразу же получил контузию, которая сделала его больным на всю жизнь — больным той самой болезнью, которая и свела его в конце концов в могилу. Доучивался он в Казахском университет, затем работал в Алма-Ате, а с 50-х годов — в Москве и под Москвой, переменив целый ряд литературных и близких к литературным профессий: журналиста, редактора, даже цензора.
Примерно с начала 60-х годов Григорий Львович ради заработка много занимается переводами фольклорно-этнографической литературы. Он переводит с немецкого языка сборники, преимущественно содержащие тексты образцов архаических (и достаточно экзотических) культур Азии, Африки, Океании (народа бауле, бушменов, папуасов, малайцев и др.). Вышло в общей сложности семь книг, обычно представляющих собой классические труды, давно известные в мировой науке (собрания Г. Химмельхебера, Г. Невермана, Д. Коль-Ларсена, Г. Келера и др.). Печатались они в Издательстве восточной литературы (Главной редакции восточной литературы издательства “Наука”), где Григорий Львович имел постоянный и необходимый ему для жизни приработок, к которому, впрочем, он относился увлеченно и без внутреннего принуждения. Казалось, ничто не должно было нарушить этот порядок вещей, когда б не случайное обстоятельство, имевшее далеко идущие последствия — не только биографические (для самого Григория Львовича), но и научные (Для развития теоретической фольклористики).
В те годы было известно, что одним из самых выгодных для издателей типов книг являлись сборники пословиц и поговорок, собиравшие большие тиражи и хорошо расходившиеся. И вот по соображениям чисто коммерческим у Г. Л. Пермякова возникла идея составления антологии пословиц и поговорок народов Востока. С присущей ему энергией и основательностью Григорий Львович приступил к реализации этой идеи на практике, положив в основу уже вышедшие к тому времени по-русски отдельные национальные сборники восточных пословиц и поговорок.
И здесь-то возникла совершенно неожиданная проблема. Собственно говоря, до этого Г. Л. Пермяков обычно имел дело с целым сборником, который надо было перевести весь, с первой до последней страницы, никак не меняя последовательности текстов. Здесь же он столкнулся с материалом огромным и дробным, исчисляемым тысячами единиц (72 народа, 50 сборников, около 7 тысяч речений), с материалом, который просто надо было как-то расположить в книге. Поскольку же этот материал был не мононациональным, а охватывающим очень большое количество разнообразных языков и культур, все классификации, которые применялись до этого времени, (алфавитная, лексическая. монографическая, генетическая, тематическая и пр.), практически оказались неприемлемыми. Надо было как-то выходить из положения, предложив совершенно новый принцип систематизации текстов. И составитель нашел его, сделав открытие, которое по своему значению вполне сопоставимо с открытым в 20-е годы В. Я. Проппом принципом морфологической организации волшебной сказки. Именно тогда и родился ученый Григорий Львович Пермяков; было же ему около пятидесяти лет.
Его талант, его умение по-новому взглянуть на вещи, редкостная ясность аналитического мышления позволили предложить классификацию, поразительную по своей простоте и оригинальности. Эта, по удачному выражению М. С. Харитонова, “менделеевская таблица пословиц” заключала в себе идею всестороннего охвата паремиологического фонда — и как единой универсальной системы, и как набора пословиц и поговорок в фольклоре какого-либо определенного народа. Перебор всех возникающих логико-семиотических вариантов явился настолько исчерпывающим, что позволил найти место для каждой зафиксированной пословицы, а также определить возможность существования пословиц, не зарегистрированных собирателями, но, очевидно, реально существующих. Для этой цели были выработаны абстрактные классификаторы — своего рода “координаторные оси” пословичных речений. Это — система формообразующих и предметно-тематических групп, построенных как ряды логических и семантических оппозиций. Успех классификации был определен глубочайшим проникновением в природу паремий как знаков ситуаций, инвариантных по отношению к конкретным пословицам и поговоркам.
Григорий Львович торопился. Всего-то ему было отпущено немногим больше полутора десятков лет с того момента, как он начал свою научную работу, и эта ограниченность жизненных сроков для него, больного смертельной болезнью, не была тайной. Спасало же — до поры, до времени — поразительное жизнелюбие, основательная и светлая привязанность к этому миру, к подмосковному лесу, к наливкам и грибам, в которых он знал вкус и разбирался профессионально.
Интересно, что, занимаясь исследованием такой области, как “суждения здравого смысла”, сам Григорий Львович этим здравым смыслом обладал в огромной степени. Даже значительная часть его публикаций (прежде всего, сборники пословиц и поговорок) имела некоторый “практический аспект”: это были книги, издаваемые большими тиражами и хорошо расходящиеся — приходилось зарабатывать себе на жизнь. Однако и полностью отдавшись новому для него научному творчеству, Григорий Львович умел находить те формы, которые были доступны и не слишком подготовленным читателям. При этом трудно назвать автора, до такой степени далекого от литературной стороны филологического труда, как Г. Л. Пермяков. Для него главным было сформулировать задачу и изложить ее решение; писал же он поразительно ясным, точным и, в сущности, простым языком (хотя и с использованием большого количества специальной терминологии). Было это продиктовано заботой о читателе или просто являлось естественным свойством его натуры, но работы его удивительно хорошо построены именно в дидактическом плане. Читать их всегда увлекательно и приятно. Они словно бы представляют собой некое многоуровневое пространство, открытое с разных сторон. Скажем, в предисловии к своему сборнику он специально предупреждает, что для общего понимания проблемы можно ограничиться лишь чтением какого-либо определенного раздела вступительной статьи или даже простым просмотром публикуемых текстов — этого окажется достаточно. Действительно, он умел соположить материал таким образом, что и без специальных пояснений сами приводимые иллюстрации способны были очень многое сообщить об идеях автора. Из него, конечно, вышел бы замечательный преподаватель, но этой возможности — рассказывать студентам о своем предмете — он, к сожалению, был лишен.
Вокруг Григория Львовича собиралось много людей, привлеченных обаянием его личности и притягательностью его творческих идей. Как основатель нового направления в паремиологии, он являлся консультантом, руководителем, редактором для многих сотрудничавших с ним ученых, как молодых, так и зрелых. Он был прекрасным организатором научной работы и научного книгоиздания — свидетельством тому вышедшие под его редакцией фольклорные сборники в академических сериях “Пословицы и поговорки народов Востока”, “Сказки и мифы народов Востока” и, конечно, составленные им коллективные труды “Паремиологический сборник” (1978) и “Паремиологические исследования” (1983).
Григорий Львович еще многое предполагал сделать и очень многого не успел; но вот уж поистине не количеством измеряется труд ученого! Структурная паремиология как специальная научная дисциплина, несомненно, началась именно с его работ, имевших немалый резонанс в мировой науке — насколько это вообще можно говорить применительно к столь узкой исследовательской области. Большинство его трудов переведено на иностранные языки, они обильно рецензировались (такими учеными, как М. Кууси, А. Дандес, В. Фойт). В русле его концепций написан ряд отечественных и зарубежных работ (А. Крикманна, П. Гржибека и др.), в том числе и полемических. Он регулярно печатался в международном паремиологическом журнале “Proverbium” (Helsinki), ему был посвящен специальный выпуск журнала “Proverbium Paratum” (Budapest, 1981, № 2); в память его издан один из номеров международного семиотического журнала “Kodikas/Code. Ars Semiotica” (Vol. 7, № 3, 1984).
Если случайное обстоятельство имеет столь значительные последствия, оно уже не должно считаться случайным. В сущности, таких “неслучайных случайностей” в жизни Григория Львовича было много. Присущая ему огромной силы созидательная энергия и готовность под влиянием нравственной потребности, внезапного интереса или просто сложившейся ситуации взяться за совершенно новое дело (скажем, открытие новой школы или детской технической станции) неоднократно побуждали его к поступкам сильным, меняющим предшествующий ход жизни и всегда успешным по результатам. Так распорядилась судьба, что паремиология оказалась его последним делом, но гуманитарной науке, несомненно, очень повезло, что тридцать лет назад именно она стала делом Григория Львовича Пермякова.

С.Ю. Неклюдов

Скачать текст статьи